Восьмилетние

Восьмилетние 

Восьмилетний живёт ярко, со вкусом и удовольствием. Он не столь чувствителен, как семилетний, менее погружён в себя. Он открыт навстречу любому жизненному опыту, активен и всегда чем-то занят, ищет новых впечатлений и новых друзей. Типичный восьмилетний ребёнок энергичен и «всегда готов». Эта «всегдашняя готовность» отчётливо изображена в рассказе В. Драгунского «Где это видано, где это слыхано». Октябрятская вожатая спросила у Дениски: - Дениска, а ты сможешь выступить на концерте? Мы решили организовать двух малышей, чтобы они были сатириками. Хочешь? - Я всё хочу! Только объясни: что такое сатирики? Мальчик согласен и готов, не зная ещё, на что согласен и к чему готов. Задумчивость, которая временами «находила на него» в семь, более его не посещает. Он не любит одиночества. Ему недостаточно простого присутствия другого человека, он требует от него полного внимания. Вот эта открытость навстречу всему новому и быстрота (восьмилетние очень быстры) и составляют главную их особенность. Порою восьмилетние настолько быстры, что создаётся впечатление, будто скрытый мотор не даёт им оставаться в покое. Они очень нетерпеливы; любое ожидание для них мучительно, будь то ожидание обеда или воскресного похода с родителями в цирк. В. Драгунский добродушно посмеивается над затеей с сатириками. Однако само стремление вожатой вовлечь детей, заинтересовать, включить в жизнь коллектива – совершенно оправдано и необходимо. Открытость навстречу всему новому и неуемная энергия этого возраста представляют воспитателю широкие и разнообразные возможности. Сбор металлолома и макулатуры важны не столько потому, что государству нужны дополнительные тонны металла и бумаги. Гораздо важнее трудовая активность ребёнка, позволяющая ему почувствовать живую связь со страной, приобщиться к выполнению задач, стоящих перед всем народом, внести свой посильный вклад. Пусть этот вклад скромен, но сам факт активно трудового участия имеет громадный смысл, ибо никакие проповеди и словесные разъяснения не могут дать того, что даёт труд. Разумеется, и разъяснения нужны. Особое значение для формирования общественно-политических взглядов ребёнка приобретает печать. В восемь лет дети нередко проявляют страсть к коллекционированию. Дети собирают всё что угодно: марки, камушки, открытки, ракушки, киноленты. Родители не видят никакой ценности в этих коллекциях, но для ребёнка это подлинные сокровища. Он держит их в ящиках, на полках, в шкафу, а карманах, в школьном ранце. Его живой интерес к собиранию не сочетается с такой же страстью к аккуратному хранению. Иной раз он все же упорядочивает свои коллекции, классифицирует экспонаты, раскладывает по полочкам. Но так бывает не всегда. Зато если кто-нибудь из младших доберется до его богатств и запустит в них руку, он приходит в ярость. У восьмилетнего проявляется склонность к оценочным действиям. Он подвергает оценке то, что случается с ним, и то, что он сам совершает. Оценивает свои поступки и поступки других. В этом сказывается его желание стать взрослее. Он требует, чтобы к нему не относились как к ребенку: «Что я вам, младенец?». Восьмилетний любит преувеличивать и присочинять отчасти из стремления удивить, привлечь к себе внимание. Ему нравится изображать в лицах разные события, изображать любимых героев кино или телевидения. Приступая к новому делу, для которого у него еще не выработаны навыки, ребенок чувствует неуверенность и внутреннее беспокойство. Однако ни за что не признается в этом и напускает на себя браваду (подумаешь! чепуха какая!). В рассказе Н. Носова «Мишкина каша» показана эта бравада мальчика: «Сварим кашу! Чего там ее варить!». «Сумеем. Чего там не суметь!». По этой детали можно определить, что Мишке восемь лет. Потребность казаться самостоятельным и уверенным в себе помогает восьмилетнему стойко переносить неприятности и боль, не показывая никому своих страданий. «Нотации» и «проповеди» старших выслушивает с непроницаемым спокойствием. Если его лишают прогулки, он презрительно фыркает: «А я и не хотел идти гулять». Однако это кажущееся равнодушие недешево ему дается и требует усилий. Как только усилия превысят уровень выносливости ребенка, он разражается рыданиями. Слезы, как правило, служат выражением горя, когда его лишают того, что ему очень хочется. Иногда ребенок плачет из-за того, что успехи в школе или игре не так высоки, как ему хотелось бы. Но нередко слезы ребенка — следствие сознания своей вины, результат понимания, что он сделал что-то недозволенное и нехорошее. Слезы девочек кажутся естественными, а от восьмилетних мальчиков порою ждут чисто мужской выдержки — и совершенно напрасно. Лет до двенадцати ребенок сравнительно легко плачет независимо от пола. В школе восьмилетний второклассник уже не нуждается в таких тесных эмоциональных отношениях с учительницей, как семилетний. Он несколько отчуждается от нее. Мнение одноклассников теперь для него важнее, чем мнение педагога. Ребенок испытывает потребность проводить время в обществе друга, у него развиваются альтруистические черты—интересы другого он воспринимает как свои собственные. Разумеется, не все в этих отношениях гладко. Бывают ссоры и примирения, споры и обиды. Родители не всегда понимают значение этой первой дружеской привязанности. Им странно (а тем, кто поглупее, даже обидно), что ребенок предпочитает общество Вальки, Женьки или Саньки: «Неужели у тебя нет знакомых поинтереснее?». Между тем такого рода дружеские отношения не заслуживают насмешки. Наличие закадычного друга не перечеркивает значения для ребенка всей ватаги его знакомых и приятелей. Иногда эта ватага принимает форму «армии» или «отряда», причем ее секретность служит важной привлекательной чертой. Родителям приходится принимать в своем доме друзей сына или дочери. Родители, которые не вмешиваются назойливо в детские дела, приветливы и гостеприимны, ценятся очень высоко и повышают авторитет своего ребенка среди сверстников. Если же родители не на высоте, они доставляют ребенку немало неприятных минут и страданий. Много значит для ребенка в этом возрасте внешкольная организованная деятельность — экскурсии, культпоходы и т. д. Он с нетерпением этого ждет. Восьмилетний уже вполне понимает, что такое деньги, и они для него небезразличны. Это не значит, что он вырастет стяжателем. А. С. Макаренко считал, что в этом возрасте ребенок должен уже получать небольшую сумму на «карманные расходы». Желательно, чтобы отношения с родителями были доверительными и чтобы он делился планами, на что собирается истратить деньги. Восьмилетний любит глядеть в витрины магазинов и просит, иногда даже пристает: «Купи!» Продолжает заниматься «меновой торговлей» с приятелями. Немало времени проводит у телевизора и любит читать. Для него это отдых, так что не обязательно настаивать на чтении «серьезной литературы». Телевизор и книги дают много информации, и нередко бывает, что в школе ребенок не блещет, а общее развитие его хорошее. Интерес к чтению можно использовать — скажем, записать ребенка в детскую библиотеку. Чтением нужно руководить, но ненавязчиво. Если взрослые начнут упорно диктовать, интерес к чтению может угаснуть. В восемь лет «чрезвычайно возрастает пристрастие к настольным играм. Это дополнительный канал, позволяющий родителям «вступать в контакт» с ребенком. Он с удовольствием играет в шашки, шахматы, домино и другие настольные игры. Увы, в компании сверстников уже научился играть в подкидного дурака и вообще знает, что такое игральные карты. Ум восьмилетнего жаждет новой информации, причём интересы его далеко не всегда совпадают с требованиями школьной программы. Нахватавшись новых фактов, он о важным видом задаёт вопросы младшим, а те ответить не могут. Иной раз он усваивает тон «всезнайки». Дома ребёнок охотно делится школьными новостями, уже с порога кричит: «А что у нас сегодня было! Ни за что не поверишь!». Компания друзей-одноклассников для него очень важна, и чтобы быть достойным её, он соблюдает «кодекс чести». Кроме того, он хочет обладать качествами, которые высоко ценят его приятели, - смелостью, силой, ловкостью, изобретательностью, иной раз хитростью, умением «вывернуться». В восемь лет (иногда несколько раньше) происходит размежевание детей: в играх девочки отделяются от мальчиков. Они без шума уходят и ищут общества других девочек. Мальчики делают это более открыто, напоказ, как бы рисуясь своим мужским превосходством и объясняя своё предпочтение мужского общества тем, что «девчонки дуры», с ними скучно. Восемь лет – поворотный пункт в выборе друзей. До этого возраста (примерно) ребёнок не сомневался в том, что он должен быть «принят» любым сверстником. Он даже мог заплакать, если кто-нибудь из приятелей прекращал игру с ним и уходил играть с кем-то другим. В восемь лет он уже не считает, что должен быть приемлем и приятен для кого угодно. Он выбирает себе друзей их всей массы своих знакомых сверстников. Эти избранные становятся его близкими друзьями. В восемь лет не только создаётся круг избранных приятелей – нередко в этом возрасте появляется самый близкий, закадычный друг. Для девочки это девочка, для мальчика – мальчик. Отношения с закадычным другом – нечто новое в опыте ребёнка, ничего похожего он раньше не знал. Впервые в жизни ребёнок начинает принимать близко к сердцу дела и заботы другого человека, не члена семьи. Первая привязанность, выходящая за рамки родственных отношений, - важный момент биографии любого человека. Ребёнок начинает понимать, что у других точно такие же чувства и заботы, как у него самого. Эта привязанность тем более ценна, что в основе её лежит не «кровное родство», а родство душ, то есть сходные (или дополняющие друг друга) черты характера и вкусы. Так закладывается фундамент будущей способности завязывать прочные человеческие отношения, и не только дружеские, но и любовные, брачные. Эта первая дружба не бывает слишком продолжительной. Через год может появиться новая привязанность, особенно при переезде в другой район или город, переходе в другую школу. Подводя итоги, ещё раз повторим - восьмилетний энергично и активно стремится всё изведать, ко всему приобщиться. Он хочет быть более взрослым и не любит, когда к нему относятся как к ребёнку. Теоретически все знают, что бить ребёнка не хорошо. Тем не менее, ещё многие не обходятся без того, чтобы не шлёпнуть, тряхнуть, а порою и отхлестать ребёнка. Любопытно, что между отцом и сыном после физической расправы иной раз устанавливаются тёплые и близкие отношения. Видимо, трёпка, которую отец задал сыну, нужна была не столько ребёнку, сколько отцу. Он разрядил своё возбуждение, излил досаду и гнев, успокоился и, испытывая чувство вины (во всяком случае сожаления или раскаяния), разговаривает с сыном с подлинной сердечностью и любовью. Ребёнок это чувствует и соответственно отвечает. Жаль только, что подобный тон у многих появляется лишь после «расправы ремнём». Самым страшным наказанием для ребёнка в этом возрасте должно быть лишение родительского общества. Но чтобы лишение было наказанием, нужно, чтобы время, проведённое с родителями, в частности с отцом, было интересным и желанным. Если же это не так, наказанием может служить отмена намечавшегося посещения кино или похода на рыбалку, на каток, запрет смотреть телевизионные передачи. Это более действенные дисциплинарные меры, чем порка, которая вызывает страх и ненависть.